Неточные совпадения
Нельзя нормально познавать без
этики познания не потому, что логика и гносеология имеют исключительно дело с
нормами долженствования, а потому, что познание есть функция жизни и предполагает здоровую жизнь познающего.
Персоналистическая
этика как раз и обозначает тот выход из «общего», который Киркегардт и Шестов считают разрывом с
этикой, отождествляя её с общеобязательными
нормами.
Этика не есть кодификация традиционных нравственных
норм и оценок.
Телеологическая
этика всегда обнаруживает отсутствие нравственного воображения, ибо мыслит цель как
норму должного, а не как образ, т. е. порождение творческой энергии жизни.
Этика закона и
нормы не понимает еще творческого характера нравственного акта, и потому неизбежен переход к
этике творчества,
этике истинного призвания и назначения человека.
Евангельская
этика основана на бытии, а не на
норме, она жизнь предпочитает закону.
Кантовская
этика закона противополагает себя принципу эвдемонизма, счастья как цели человеческой жизни, но под счастьем и эвдемонизм понимает отвлеченную
норму добра и совсем не интересуется счастьем живой неповторимой индивидуальной человеческой личности.
Этика имеет дело не с бессильными, висящими в воздухе
нормами и законами, а с реальными нравственными энергиями и с обладающими силой качествами.
В этом граница
этики закона и
нормы.
И если жалость находит себе мало места в
этике закона и
нормы, то тем хуже для нее.
Этика закона, как
этика греха, узнается потому, что она знает отвлеченное добро, отвлеченную
норму добра, но не знает человека, человеческой личности, неповторимой индивидуальности и ее интимной внутренней жизни.
И это предполагает построение новой
этики, основанной не на
нормах и законах сознания, а на благостной духовной энергии.
Этика законническая, нормативная, для которой свобода есть лишь условие выполнения
нормы добра, не понимает трагизма нравственной жизни.
Этика может быть совершенно равнодушной к проблеме зла и нимало ей не мучиться, потому что она остается замкнутой и самодовольной в своих законах и
нормах и верит, что «добро» всегда право по отношению к самому факту существования «зла».
В соотношениях
этики и социологии отражается мировая подавленность нравственной жизни социальностью, социальной дисциплиной и социальными
нормами.
Только
этика творчества может победить искалечение и иссушение человеческой души отвлеченной добродетелью, отвлеченной идеей, превращенной в
норму и правила.
Этика в глубоком смысле слова должна быть учением о пробуждении человеческого духа, а не сознания, творческой духовной силы, а не закона и
нормы.
Этика закона и значит прежде всего, что субъектом нравственной оценки является общество, а не личность, что общество устанавливает нравственные запреты, табу, законы и
нормы, которым личность должна повиноваться под страхом нравственного отлучения и кары.
Этика творчества отличается от
этики закона и
нормы прежде всего тем, что для нее нравственная задача есть неповторимо индивидуальная творческая задача.
Трагичность и парадоксальность
этики связаны с тем, что основной ее вопрос совсем не вопрос о нравственной
норме и нравственном законе, о добре, а вопрос об отношениях между свободой Бога и свободой человека.
Этика должна быть не учением о
нормах добра, а учением о добре и зле.